Теория и практика глубинной психокоррекции/ Сост.: С. М. Аврамченко, Н. В. Дметерко, М. П. Зажирко, И. В. Евтушенко, А. Э. Мелоян, С. Ш. Раджабова. Под редакцией академика Т. С. Яценко. – Донецк: ДИПиП, 2008. – 268 с.

Проблема объективности была и есть актуальной для ученых независимо от направления их исследований. Особенно остро она обнаруживает себя в психоаналитическом и глубинно-психологическом подходах в связи с тем, что предметом исследования глубинных психологов является целостная психика в ее сознательных и бессознательных проявлениях.

Бессознательное, которое прямолинейно не представлено вовне (в сознании), кажется многим ученым вообще отсутствующим или недоступным познанию. Тот, кто исследует сферу бессознательного, рискует получить обвинения в артефактах. Чтобы отстоять научность психодинамического подхода, мы обращаемся к природе самого бессознательного, к его функциональным особенностям, и именно в этой части видим основания для претензии на объективность, а значит, и на научность получаемых результатов. Последнее выдвигает соответствующие требования к методам исследования, используемым в глубинно-психологической практике. Таким критериям соответствует метод активного социально-психологического обучения (АСПО), разрабатываемый в нашей научной школе уже около тридцати лет.

Чтобы вплотную подойти к освещению вопроса объективности и объектности в глубинно-психологическом познании, обратимся к феноменам объективности, субъективности и объектности. В этой части есть основания высказать гипотезу, что объективность детерминант субъективности психики находится как раз в сфере бессознательного, потому что бессознательное, формируясь с детства, сохраняет тенденцию к стабильности проявления на уровне автоматизмов, итеративности и инвариантности. Содержание бессознательного подчиняется законам, ассимилирующим тот его аспект, который «вне времени, пола и пространства», а благодаря тому, что сознание не может напрямую проникнуть в бессознательное, последнее и является объективно самосохранным.

В то же время его проявление в поведении связано с адаптацией к условиям социума. Именно поэтому есть основания утверждать: бессознательное одновременно статично и динамично. Статика характеристик бессознательного определяется в первую очередь фиксациями, катализируемыми первичными либидными объектами, что в дальнейшем обнаруживает себя в объектных отношениях. Бессознательное динамично, как следствие природы энергетической части «Эго», берущей начало в импульсах «Ид», стремящихся к проявлению «на поверхности». Капсулированная благодаря вытеснениям и сопротивлениям энергия не может постоянно находиться в статичном (бездейственном) состоянии, тем более в условиях необходимости социальной адаптации.

Импульсы «Ид», которые не были признаны, приняты и реализованы в социально-приемлемой активности и, более того, изгнаны «Супер-Эго», но интегрированы в бессознательное, не могут смириться с пассивной участью, ведь сущность их природы – активность. Динамичность (функциональность) бессознательного определяется не только пониманием его энергетической сущности, но и противоречивостью самой структуры психики.

В «Модели внутренней динамики психики» мы попытались представить структурный аспект целостной психики в неизменности противоречивых тенденций (см. рис. 1).

Обращает на себя внимание не только симметричность сфер сознания и бессознательного, но особенно – обратно-симметрическая зависимость (см. рис. 1, стрелки 2 и 5). Проявление бессознательного в сознании носит гомоморфный характер, то есть один фактор бессознательного предопределяет целый спектр вариативности поведения человека.

Рис.1 Модель внутренней динамики психики

На сегодня тривиальным является утверждение, что напрямую познать бессознательное невозможно – необходимо использование определенных косвенных интерпретационных методов (отвечающих принципу дополнительности), охватывающих эмпирический материал аналитико-синтетической процедурой в течение длительного промежутка времени. Такие предпосылки необходимы в первую очередь для познания той объективной части психики, которая непосредственно презентует содержание бессознательного. Эта объективная часть психики проявляется в целостном поведении, в котором бессознательное маскируется вариативностью форм поведения, согласующихся с требованиями актуальной ситуации. Познание объективных презентант содержания бессознательного осуществляется по критериям повторяемости (итеративности, инвариантности) определенных тенденций поведения в процессе спонтанного и непроизвольного взаимодействия в группе активного социально-психологического обучения. Объективирование ассоциативных взаимосвязей в эмпирическом материале, полученном в психокоррекционной группе, происходит в атмосфере принятия, поддержки и психологической защищенности. Последнее относится к необходимым предпосылкам познания внутренней детерминированности целостной психики. Указанное выше условие учитывает функциональную особенность бессознательного – его внутреннюю детерминированность, – что объясняет нивелирование внешних детерминант. Таким образом, минимизация внешней стимуляции поведения, отсутствие алгоритмов, которым бы оно подчинялось, обеспечивают необходимые условия для объективирования внутреннего содержания психики, связанного со сферой бессознательного. Данный тезис находит уточнение в такой форме психологической защиты, как базисная защита, способствующая познанию взаимозависимостей в психике. Базисная защита не подвержена сознательному регулированию, так как ее формирование осуществлялось внеопытным путем. Это когнитивное логически упорядоченное образование, призванное защитить субъекта от напряжения, возникающего под прессингом глубинно-психологических детерминант (незавершенных дел детства).

Базисная форма защиты связана с нивелированием внутреннего напряжения, возникшего в эдипов период, когда «незавершенность отношений» в принципе не могла быть завершена в связи с социальными табу на инцест. Проблемы, возникающие в эдипов период, находятся «вне времени, пола и пространства» до тех пор, пока субъект в процессе психокоррекции не осознает их и не сможет собственной силой разума проникнуть в тенденции запретного характера, проявляющиеся в поведении и подрывающие социальный имидж. Обращаясь к категории объектных отношений, важно подчеркнуть их причастность к упоминаемым автоматизмам, стереотипам, неконтролируемым сознанием человека. Объектные отношения, которым свойственна эмотивность, формируются в семейном «треугольнике» (мать, отец, ребенок). По сравнению с механизмами защиты они структурно и функционально более сложны и в большей степени подвержены закону «вынужденного повторения». Императив влияния объектных отношений на эмоционально-поведенческий аспект невидим человеку, поэтому его активность свободно подчиняется тенденциям моделирования внешних обстоятельств, которые соответствовали бы инфантильному типу отношений, сходных с отношениями в семейной триаде. Проблема состоит еще и в том, что объектные отношения не имеют однозначно положительной или отрицательной валентности, так как они формировались в эдипов период развития человека (и даже значительно раньше, как утверждает М. Кляйн), и им свойственна амбивалентность чувств. Рассмотрение отношений в триаде без фокусирования внимания на их предметном аспекте (к примеру, ребенок и грудь матери) обнажает превалирующую роль эдипальных зависимостей, которые ассимилированы содержательно-структурированным аспектом, заявляющим о себе во взрослом поведении человека. Необходимо учитывать, что «драма» эдипового периода состоит в заданном фрустрировании потребностей, связанных с тенденцией эмотивно-чувственного единения с первичными либидными объектами, в первую очередь в диаде «мать – отец». Таким образом, объектность такого типа интроектов имплицитно содержит психотерапевтическую функцию, предопределяя тем самым склонность субъекта к реализации (моделированию) подобных отношений с другими людьми, замещающими первичные либидные объекты. Этот процесс характеризуется единением статики и динамики.

В родительском «треугольнике» ребенок нередко был лишь наблюдателем, но благодаря идентификации происходит его невольное, но активное приобщение к этим отношениям, что обнаруживает себя в ощущениях позиции матери или отца посредством переживания их обид, борьбы друг с другом, побед или поражений. Таким путем объектные отношения приобретают оттенок судьбоносности. Последнее находит выражение в императиве их повторения, в моделировании актуальных ситуаций интимных отношений «по аналогии» с родительскими образами или «от противного». В этом наблюдается иррациональная амбивалентность, при которой без доброй на то воли субъекта повторению подлежит и то, от чего он страдал, что ему не нравилось в родительской атмосфере отношений, что играло разобщающую функцию, задавая нежелательную направленность отношений «на дистанцию», «на разрыв», «на конфликт и непонимание».

Материал глубинно-психологической коррекции показывает, что в формировании объектных отношений сестры и братья играют второстепенную роль. Хотя нередко эти члены семьи компенсаторно помогают утешением, поддержкой, пониманием (т. е. психотерапией), а также усилением позиции противостояния родителям, выступая замещением матери (отца). Сказанное выше позволяет сделать вывод, что объектные отношения имеют склонность находить пути выражения в актуальном взаимодействии с партнером, и что им сопутствует амбивалентность чувств. Именно эта амбивалентность интегрирует субъекта с членами семьи, с которыми он пережил страдания – разлуку, отчуждение, унижение, оскорбление, – что способствовало формированию чувства неполноценности. Профессиональная задача состоит в объективировании неосознаваемых детерминант актуального поведения субъекта с целью снижения травматизма влияния прошлого. Поэтому работа глубинного психолога неизменно наталкивается на сопротивления, когда субъект противится соприкосновению с тенями своего прошлого. Противоречие, как правило, состоит в том, что в построении актуальных отношений субъект не только хочет избежать травмы, но и стремится к социально приемлемым ценностям, исключающим те отношения, которые с ними диссонируют. Более чем парадоксально (иррационально) выглядит факт невольного моделирования субъектом в актуальном общении именно той ситуации, которая была травмирующей, и с которой он не желал бы сознательно соприкасаться. Последнее связано как с законом «вынужденного повторения», так и с тенденцией самонаказания, за которой стоит чувство вины.Материал глубинно-психологической коррекции показывает, что в формировании объектных отношений сестры и братья играют второстепенную роль. Хотя нередко эти члены семьи компенсаторно помогают утешением, поддержкой, пониманием (т. е. психотерапией), а также усилением позиции противостояния родителям, выступая замещением матери (отца). Сказанное выше позволяет сделать вывод, что объектные отношения имеют склонность находить пути выражения в актуальном взаимодействии с партнером, и что им сопутствует амбивалентность чувств. Именно эта амбивалентность интегрирует субъекта с членами семьи, с которыми он пережил страдания – разлуку, отчуждение, унижение, оскорбление, – что способствовало формированию чувства неполноценности. Профессиональная задача состоит в объективировании неосознаваемых детерминант актуального поведения субъекта с целью снижения травматизма влияния прошлого. Поэтому работа глубинного психолога неизменно наталкивается на сопротивления, когда субъект противится соприкосновению с тенями своего прошлого. Противоречие, как правило, состоит в том, что в построении актуальных отношений субъект не только хочет избежать травмы, но и стремится к социально приемлемым ценностям, исключающим те отношения, которые с ними диссонируют. Более чем парадоксально (иррационально) выглядит факт невольного моделирования субъектом в актуальном общении именно той ситуации, которая была травмирующей, и с которой он не желал бы сознательно соприкасаться. Последнее связано как с законом «вынужденного повторения», так и с тенденцией самонаказания, за которой стоит чувство вины.

Можно также наблюдать, что сознательно человек может стремиться построить отношения по образцу оранжерейно-нежных, идеальных, характерных для привычных взаимоотношений его родителей. Этот гештальт идеализации, являющийся путеводной нитью в поиске партнера, способного заместить родителей (или родителя), тоже может быть сопряжен с риском нарушения (разрушения) отношений по причине отсутствия способности понимания интересов самого партнера, невольно превращаемого из субъекта в объект, от которого ожидают подчинения. Это форма психологического эгоизма, мешающая видеть другие модели отношений, важные для партнера. Поэтому объектность отношений неизменно связана с борьбой «Я» по силе, по противостоянию «кто – кого», что огрубляет эмоциональную чувствительность к другому.

Таким образом, есть основания утверждать, что императив влияния объектности отношений обусловливает их неоправданное перенесение (насаждение) на иную, актуально происходящую ситуацию, по отдельным параметрам, связанным с интроектами субъекта, нагруженными миссией интеграции с первичными либидными объектами (с которыми нет возможности слиться и быть единым целым). В этом процессе симультанно соединяются сила и регрессия, находящие выражение в объектности отношений. Вместе с тем, важно подчеркнуть психотерапевтическую функцию объектных отношений как формы проявления закономерности вынужденного повторения. В процессе их моделирования субъект пытается освободиться от чувства унижения, приуменьшения значимости «Я» посредством принятия на себя родительской позиции – партнер же подвигается к роли ребенка. В другое время, наоборот, субъект стремится воспользоваться преимуществами позиции ребенка и хочет видеть рядом желанного родителя (отношения по типу компенсации психологических невзгод в родительской среде). Самопсихотерапия связана также с освобождением от ощущения неравенства с другими, чувства униженности, диссонии, возникающих под влиянием издержек эдипового периода развития. Объектные отношения минимизируют субъектность в отношениях, что, естественно, предполагает снижение эмоциональной чувствительности к партнеру. Последнее свойственно также тем объектным отношениям, в которых присутствует попытка утверждения идеала отношений родителей и необходимость подчинения им интересов партнера. Объектным отношениям присущ психологический эгоизм, когда от другого человека требуется поведение, способствующее созданию ситуации, сходной по отдельным значимым параметрам (качествам) с той, которая единила субъекта с родителями. Это преподносится под прикрытием стремления к обоюдному счастью, на фоне искренней убежденности, по логике: «Такой тип отношений является единственно приемлемым и верным». Другими словами, психика (в целостности ее сознательной и бессознательной сфер) стремится к обеспечению такого гештальта отношений, сущность которого неведома сознанию из-за эдипальных табу, но эмотивно управляет активностью субъекта. Таким образом, бессознательное завершает незавершенные дела детства путем создания и реализации моделей отношений компенсаторного или аналогичного образцов.

      Противоречивость тенденций, присущих объектным отношениям, находит выражение в представленной «Модели внутренней динамики психики» (см. рис. 1). Это в первую очередь антиномия противоречий, что на функциональном уровне проявляется в единении противоречивых тенденций поведения и чувств, а также в несовпадении логики сознания и логики бессознательного («иной логики»). Профессиональная задача состоит в распознании ведущих тенденций, которым подчиняются объектные отношения. В наибольшей степени это представляют психологические защиты. Для этого важно обратить внимание на эллипс в центре «Модели» (см. рис. 1), в котором стрелка 4 «от слабости к силе» и стрелка 3 «от силы – к слабости» выражают борьбу просоциальных и инфантильно-глубинных тенденций. Наличие доминирующих интроектов, имеющих приоритеты перенесения на другие отношения, что придает им смысл объектности, выражает стрелка 4 «от слабости к силе». Это существенный момент детерминации объектных отношений не просто их интимно-эдиповой направленностью, но и соотнесенностью с просоциальной престижностью. Другими словами, в объектных отношениях присутствует не только нереализованная лирика инфантильно-эдипального периода, но и прагматизм взрослости и социально-адаптационного престижа.

Понятие силы для каждого человека индивидуально-неповторимо, и в этом не последнее место занимают интроекты. Смысл последних недостаточно осознается субъектом, но на латентном уровне они, способствуя его интеграции с первичными либидными объектами, нивелируют сами по себе травму разобщения. Вышеупомянутые интроекты по валентности могут нести как положительный, так и отрицательный эмотивный заряд. Сфера сознания легко объективирует те интроектированные аспекты объектных отношений, которые утверждают психологическую силу человека и в то же время маскируют, т. е. имплицитно скрывают в бессознательном черты, дающие подвижку «к слабости». Это происходит под влиянием качеств первичных либидных объектов, которые находились в подчинении родительских отношений, но могли вызывать сочувствие ребенка, эмпатию и чувство общности ситуации (в которой находился как «обиженный», так и ребенок). Есть основания подчеркнуть, что объектные отношения – это не только статика, предопределяющая факторы объективности глубинного познания, но и динамика, проявляющаяся в неоправданном перенесении инфантильно-фиксированных отношений на иную платформу актуальной ситуации общения, превращающейся в объектные отношения по отдельным свойствам, созвучным с интроектами. А так как подобные тенденции наблюдаются с двух сторон (т. е. от обоих партнеров) в интимных (семейных) отношениях, то это всегда борьба (динамика) двух «Я», борьба личностей, в которой каждая сторона пытается одержать желанную победу. Подвижку к такой борьбе дает чувство неполноценности как сопутствующее эдипальным зависимостям и объектным отношениям. Поэтому, характеризуя объектные отношения, важно подчеркнуть их латентную психотерапевтическую функцию: стремление к освобождению от чувства неполноценности. В объектных отношениях, как правило, присутствует императив, влияющий на поведение человека, на его стремление к подчинению своим инфантильным интересам интересов партнера, которые могут перекликаться с требованиями со стороны родителей, выдвигаемыми к ребенку в детстве. Объектным отношениям характерна симультанность единения индивидуально-неповторимого аспекта с объективно-просоциальным, что обусловливает общую зависимость от генеральной тенденции защитной системы «от слабости к силе». В объектных отношениях присутствует компонент маскировки подлинных мотивов, потребностей. К примеру, потребность в помощи со стороны партнера по общению может маскироваться менторской родительской позицией по отношению к нему, а потребность в помощи – ее игнорированием.

В заявленной теме «Объективность и объектность» необходимо отметить, что, познавая объектность, мы фактически познаем глубинные факторы, детерминирующие психику, а значит, ее субъектность через субъективность, порождаемую именно этой объектностью. Объектные отношения превращают человека в зависимый от инфантильного прошлого объект, которым помимо его воли управляют внутренние силы (механизмы), эмотивно стимулирующие его активность, связанную с нереализованностью (из-за запрета и барьеров отношений) чувственных притяжений к первичным объектам либидо. Вышесказанное подтверждает ранее сформулированный тезис, что глубинно-психологическое познание всегда и неизменно связано с познанием объективного в психике человека путем анализа спонтанного непроизвольного поведения, объективирующего его внутренние детерминанты. Учитывая же, что сферы сознания и бессознательного в психике взаимосвязаны, то такое познание предполагает изучение целостного поведения человека в его сознательных и бессознательных проявлениях. Поэтому в глубинной психокоррекции мы особенно ценим диалог, апеллирующий к осознанным аспектам психики. Это открывает возможность вычленения тех неподвластных воле субъекта, но зависимых от его инфантильного периода жизни факторов, которые определяют его эмоциональное благополучие и перспективы дальнейших отношений с людьми, в частности в интимной сфере.

Важно также подчеркнуть, что когда речь идет об объектном в психике, то это именно то, что порождает в ней субъектность, субъективность и субъективизм. Когда мы говорим об объективном и объектном, то понимаем, что это не тождественные понятия, т. к. объектность всегда связана с порождением субъективности, что предусматривает искажения. Статичные инвариантные характеристики находят выражение в динамичности и вариативности как форме маскировки инфантильной сущности факторами социальной адаптации. Поэтому вполне приемлемо утверждение: психика в такой же степени «стремится» к статике, как и к динамике!

Категория объективного не является тождественной понятию объектного, потому что именно объектность предполагает игнорирование объективных (актуальных) условий общения (отношений) и подчинение их латентно присутствующей воле инфантильного интереса, т. е. субъективно значимым параметрам, связанным с первичными либидными объектами. В указанном процессе ведущим является эмоционально-чувственный аспект. Отсюда следует вывод: то, что можно отнести к категории «объективное» (неизменное, инвариантное), порождает субъективизм в процессе его реализации в актуальных отношениях и поведении, превращая их в объектные отношения. Другими словами, объектные отношения причастны как к сокрытию интимно-табуированного содержания в бессознательном со времен формирования эдипальных зависимостей, так и к его проявлению в сознании через итеративные (повторяемые, неизменные) характеристики. Последнее находит продолжение в таких противоречивых тенденциях, как: стремление человека к счастью и в то же время (невидимо для себя) – к несчастью; к жизни (самореализации) и одновременно – к психологической смерти (что проявляется в отношениях через ревность, зависть, депрессивность и т. п.); ощущение притяжения к людям (и родителям) и желание освободиться от него; стремление реализовать модель отношений своих родителей и одновременно уйти от нее, найти собственную независимую модель отношений и др.

Когда речь идет об объективном в психике, важно не забывать, что этот феномен можно познать только с участием сознания, а значит, с участием субъективного, проявляющегося в конкретном поведении. Таким образом, обнажается одна из центральных проблем глубинно-психологического познания: обнаружить, познать, раскрыть на поведенческом материале субъекта независимые от его воли и сознательного контроля характеристики психики. Исследование одноактного поведения не способствует решению этой проблемы – необходима продолжительность взаимодействия с анализандом, что иллюстрирует классический психоанализ. Поэтому не существует бессознательной сферы вне сознания, как и не существует сознательной сферы вне бессознательного. И когда мы говорим о семейных объектных отношениях, то акцент ставится на социальном аспекте. Категории «семейные» не существует для сферы бессознательного, содержание которого «вне пола, пространства и времени». Объектные отношения связаны с бессознательным и скорее ориентированы на стремление к силе «Я» (как терапии от чувства неполноценности). Именно это стремление к силе «Я» не может выпадать из поля сознания, решающего проблему адаптации субъекта к социуму. Поэтому наряду с базисными формами защиты («по горизонтали») важно понимать периферийную, ситуативную защиту («по вертикали»), а значит, есть основания утверждать, что объектные отношения имеют тенденции выхода за пределы интимной сферы и перенесения их на профессиональные аспекты жизни субъекта. Проблемы семьи неоправданно рассматривать вне сферы социальной самореализации субъекта. Профессиональная деятельность расширяет возможности рационализаций, маскирующих инфантильные мотивы, присутствующие в объектных отношениях. Их познание возможно путем психоанализа многочисленных форм поведения, что предусматривает временную протяженность. В плане психокоррекции особую значимость приобретают диалогичные формы познания, открывающие возможность единения сознательного и бессознательного в диагностико-коррекционном процессе. При этом специальное внимание сосредоточивается на исследовании глубинно-психологических, т. е. объективных детерминант, предопределяющих противоречивость объектных отношений, которые отражают амбивалентность чувств к первичным либидным объектам.

Учитывая вышесказанное, можно констатировать, что задача глубинно-психологической коррекции состоит в оказании помощи субъекту в осознании инфантильных истоков личностной проблемы и ее деструктивного влияния на общение и отношения с окружающими людьми.